«Алаш» – идея единой тюркской государственности

Идея объединения колониальных тюркоязычных народов Российской империи, приведшая в конечном итоге к образованию самостоятельных автономий Алаш, Башкирии, Туркестанского мухтариата (автономии) и других в 1917 году, возникла в период первой революции 1905–1907 годов. Февральская революция 1917 года предоставила историческую возможность реализовать эту идею на практике. В ее реализации ведущую роль играли лидеры движения казахского национального освобождения и партии «Алаш».

Революция 1905–1907 годов придала новое дыхание движению «Алаш» казахской национальной интеллигенции. Об этом свидетельствует письмо А. Н. Букейхана Г. Н. Потанину от 11.05.1905 года: «В воп­росах федеративного (союза) устройства русского государства, – пиcал А. Н. Букейхан, – казахи пойдут в рядах крайних областников. Я вступил в переписку с известными влиятельными казахами и надеюсь из них организовать отделение сибирского союза...»

Подчеркну, что под областничеством, позднее и под автономией, подразумевалось суверенное государственное образование, которое, как предполагалось, вместе с другими, такими же равноправными образованиями должно было на добровольной основе сформировать новую федеративную демократическую Россию. Лидеры движения «Алаш» в федерализации постколониальной России видели наиболее реальный и верный путь объединения тюркоязычных народов. В переговорах звучали разные названия – «Федерация юго-восточных мусульманских областей», «Мусульманская Федерация...» или «Мусульманские Штаты Восточной России», но суть оставалась неизменной. То есть единое федеративное государство тюркских народов.

Вопросы образования отдельных тюркских автономий или единой федерации обсуждались на совещании представителей казахов, башкир и населения Туркестана, состоявшемся в сентябре 1917 года в Оренбурге по инициативе лидеров «Алаш». В перечне вопросов предстоящего совещания Казахстан, Башкирия и Туркестан фигурируют как потенциальные автономии, то есть самостоятельные суверенные государства. В связи с этим предстояло обсудить формы государственного правления, границы, общую платформу казахов, башкир и Туркестана по земельному вопросу, пути защиты политических прав, создание единой партии с общей для всех программой, создание казахами, башкирами и народами Туркестана общей организации (фракции) на Учредительном собрании и другое.

Следует добавить, что создание единой тюркской автономии или федерации предусматривалось и в проекте Программы партии «Алаш». Статья ІІ Программы «Алаш» гласила: «В случае возможности Казакская автономия сперва создается совместно с другими родственными народами, в ином случае – сразу образует самостоятельное государство».

Работа А. Н. Букейхана «Киргизы» (1910 г., СПб) может послужить еще одним подтверж­дением цели идеи «Алаш» по возрождению территории Великого Улуса, где автор перечисляет девять областей и одну губернию. Эти области и губерния не случайно охватывают фактически всю территорию Великого Улуса в прошлом. ІІ Общеказахско-киргизским курултаем от 05–13.12.1917 года они будут объявлены территорией Автономной Республики Алаш.

После Февральской революции перед Временным всероссийским правительством деятелями «Алаш» был поднят вопрос об автономии казахских областей, административно разделенных в тот момент на Степной и Туркестанский края, а также на ряд самостоятельных областей (Тургайская, Уральская обл.). Свидетельством этому являются постановления казахских областных и общенациональных курултаев, состоявшихся в течение 1917 года, как, например, Тургайского областного курултая-съезда от 2–8 апреля (Оренбург) с участием делегатов от шести казахских областей Степного края, Туркестана и ташкентского Шуро-и-Исламия (фактически первого общенационального курултая тюркских народов Цент­ральной Азии, тогда еще Степного края и Туркестана. – Авт.), Уральского областного (Уральск, 19.04.1917 г.), І Всеказахского курултая (Оренбург, 21–28.07.1917 г.), а также Общеказахско-киргизского курултая Туркестана (Ташкент, 02–05.08.1917 г.). Видный деятель «Алаш», член Правительства Алаш Орды, один из основателей Туркестанского мухтариата («Кокандская автономия» по-советски) и последний глава его Временного Совета (Правительства) Мустафа Шокай после участия в Тургайском областном курултае отмечал, что «уже этот первый съезд намечал пути будущего автономного устройства жизни казаков», в другой работе, наоборот, признавался, что «об Автономии Туркестана на наших съездах (Туркестана) мы не говорили». Такое кажущееся, на первый взгляд, противоречие объясняется следующими обстоятельствами.

Очевидно, лидеры партии «Алаш» были хорошо осведомлены о великодержавных настроениях российской политической элиты и революционных демократов до и после февраля 1917-го и об опасениях вож­дей советской власти по поводу стремления к единению представителей тюркской этнической общности и мусульман, которые в России в конце ХІХ – начале ХХ веков получили названия «пантюркизм» и «панис­ламизм». В первые же дни Февральской революции лидеры «Алаш» еще раз убедились в великодержавных умонастроениях и революционной демократии России. Как известно, после свержения самодержавия в Петрограде образовалось двоевластие – Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов (далее Петросовет. – Авт.) и Временное Всероссийское правительство, сформированное IV Государственной думой. Политика Временного правительства определялась Петросоветом. До сентября 1917 года пост председателя Исполкома Петросовета занимал Н. С. Чхеидзе, лидер фракции меньшевистской социал-демократической партии в IV Государственной думе, в первые месяцы Февральской революции выдвинувшийся в первые ряды российской революционной демократии. М. Шокай по поручению А. Букейхана, посетив главу Петросовета Н. С. Чхеидзе, на его вопрос о характере предстоящей работы казахских лидеров ответил следующее:

– Мы будем добиваться автономного режима для Туркестана, и, следовательно, наша работа там будет носить подготовительный для автономии характер.

Этот ответ испугал одного из лидеров революционной демократии России, который в ответ заявил:

– Ради бога, товарищ, не говорите там, среди ваших соотечественников, об автономии. Во-первых, сейчас еще рано говорить об этом, а во-вторых, автономия в такой стране, как ваш Туркестан, будет верным шагом к независимости, к сепаратизму».

Вопрос единения обсуждался и после создания ряда тюркских государственных образований в течение 1918–1919 годов. Как утверждал в своих воспоминаниях Ахмет-Заки Валидов, лидеры тюркских народов наряду с обсуждением идеи о создании единого государства (или федерации) как первого этапа на пути национального освобождения рассматривали также пути избежания подозрений в сепаратизме со стороны революционной демократии России. «Алихан Букейхан, Мухамеджан Тынышпаев, Мустафа Чокаев и я говорили с Юсуфом Акчуриным о замысле создания в Самаре «Федерации юго-восточных мусульманских областей», – писал лидер Автономии Башкирии А.-З. Валидов. – Когда речь зашла о предполагаемом наз­вании будущего государства, Акчурин посоветовал именовать его «Федерацией восточных турков». Алихан (Букейхан), в свою очередь, внес свои коррективы: следует избегать названий, которые давали бы русским повод для наклеивания на нас ярлыка пантюркизма; в будущем и такое название вполне может стать приемлемым, а пока надо ограничиться «Мусульманской Федерацией Восточной России». Наличие такой договоренности между лидерами тюркских народов подтверждается эскизом карты территории предполагаемой федерации тюрко-мусульманских штатов России, обнаруженным в документах Алаш Орды в фонде ГА РФ в Москве (фото).

Вопросы создания «Мусульманских штатов Восточной России» в 1917–1919 годах обсуждали лидеры тюркских народов России. Нетрудно убедиться в том, что они (штаты) должны были занять территорию Улуг Улуса (или Улус Джучи), но и включать все те тюркские роды-племена, которые составляли основу Великого Улуса. Это прежде всего казахи (вместе с киргизами), татары, ногаи, башкиры, туркмены и другие тюркские народы. Поэтому лидеры «Алаш» в вопросе о национальном самоопределении (автономизме) проявляли осторожность, согласуя между собой каж­дое свое действие, слово или выступление. Во избежание подозрений и обвинений в сепаратизме или пантюркизме лидеры «Алаш» заверяли не только Временное правительство Львова-Керенского периода марта – октября 1917 года, но и руководителей Комуча, «Уфимской директории» и Омского правительства адмирала Колчака 1918–1920 годов в том, что они «едины с Демократической Федеративной Респуб­ликой Россией». «Мы мыслим себя только частью единой России, – уверял, например, глава Алаш Орды А. Н. Букейхан участников так называемого Государственного совещания в Уфе в сентябре 1918 года. – Те организации, от имени которых я выступаю (от имени правительств автономий Алаш, Башкирии, Туркестана и Национального управления тюрко-татар внутренней России и Сибири. – Авт.), не являются представителями сепаратизма, а они мыслят, что они составляют часть единой России...»

«Несогласие» А. Н. Букейхана с созданием единой автономии (государства) казахов с Туркестаном, изложенное в статье «Жалпы Сібір сиезі» («Общесибирский съезд»), было адресовано именно революционной демократии России. В статье, в частности, отмечалось: «Очевидно, Туркестан станет самостоятельной автономией. Есть мнение, что лучше, если наша казахская автономия объединится с Туркестаном. Мы с Туркестаном одной веры, родственны. Быть автономией значит быть самостоятельным государством. Управление государством задача не из легких. Если наш казах остро нуждается в государственных управленцах, если наш казах в массе неграмотен, то положение Туркестана в 10 раз хуже. Если казах с Туркестаном объединятся в одну автономию, то это все равно, что запрячь в арбу верблюда и осла вместе. Далеко ли мы уйдем на такой арбе?»

Но все эти заявления и заверения являлись не более чем декларацией, политическим и тактическим ходом. «На нас, избранных в Учредительное собрание членов «Алаш», – разъяснял А. Н. Букейхан следователю НКВД в 1937 году, – падала задача добиться объявления автономии Казакстана. Движение за автономию имело место и в других национальных областях. Наша партия «Алаш» блокировалась с другими национальными партиями (Татарстана, Башкирии и др.). Основой этих блоков было: совместное требование от Учредительного собрания автономии нацио­нальных областей в составе Российского […] государства путем договоренности с российскими […] партиями».

Между тем учреждение Временным правительством в апреле 1917 года Комитета по управлению Туркестаном (Турккомитет), а также его этнический состав свидетельствовали о том, что обретение Туркестаном статуса автономии или доминиона стало вполне реальным. В члены Турккомитета, помимо четырех представителей тюркских народов А. Н. Букейхана, М. Тынышбай­улы (Тынышпаев), С. Максудова, генерала А. Даулетшина, были назначены русские выходцы из Туркестана А. Липовский, П. Преображенский, а также исследователи Туркестана Б. Шкапский, В. Елпатиевский. Главой комитета стал действующий депутат IV Государственной думы и коллега А. Букейхана по кадетской партии Н. Щепкин. Учитывая эти обстоятельства, а также опыт Великобритании, предоставившей своим бывшим колониям (Канада, Австралия, Оранжевая Республика и др.) статус доминиона, то есть фактического суверенитета, А. Букейхан не без основания предположил, что после одобрения Всероссийским учредительным собранием Туркестан получит статус автономии.

Следует отметить, что лидеры «Алаш» попытались вывести из Турккомитета С. Максудова как противника национального самоопределения Туркестана. В письме М. Тынышбайулы А. Букейхану, отправленном адресату в апреле 1917 года сразу после учреждения Турккомитета, автор предлагает заменить С. Максудова М. Шокаем: «Дорогой Алихан Ағай! 12⁄IV жду членов Турккомитета Щепкина и других. Сегодня приехал Мустафа [Шокай. – Авт.]… Наша с Мустафой цель – удалить Максутова». По свидетельству большевика Г. И. Сафарова, делегированного московской советской властью в Туркестан в 1919 году, действительно вскоре имя С. Максудова исчезло из состава Турккомитета, его место занял М. Шокай, как об этом М. Тынышбайулы просил лидера «Алаш» А. Букейхана.

Тем временем в Туркестане складывалась сложная политическая обстановка. Все больше обострялись взаимоотношения между Национальным центром во главе с М. Шокаем и Турккомитетом Временного правительства. Не было единства в решении вопросов об автономии, судебной реформы, земле и других между такими местными туркестанскими организациями, как «Шуро-и-Исламия», «Улема Джамиати» («джадидисты») и Национальный центр Туркестана. По признанию М. Шокая, из-за острых разногласий между местными национальными организациями для части населения мусульманского Ташкента русский монархист был более приемлем, чем джадид. Усиливалась угроза от крайне левых и крайне правых русских организаций. Ослабли полномочия, роль и влияние правительственного Турккомитета. Стало ясно, что ни Турккомитет, ни Краевой совет рабочих и солдатских депутатов не обладали никакой реальной властью и военной силой, что кучка мятежных солдат и рабочих, за которой стояли большевики, в любой момент может захватить власть в Ташкенте. А коренных туркестанцев мятеж большевиков и левых эсеров не всколыхнул. Как писал об этом М. Шокай, «в этом безразличии к судьбе революции в Туркестане кроилась опасность прежде всего для нас самих...».

Что представляли собой те две группы в Туркестане, которые именовали себя «большевиками» и «левыми эсерами»? Видный большевик, представитель советской власти в Туркестане в 1919–1921 годах Георгий Сафаров свою книгу по истории советской власти в Туркестане, изданную буквально по следам ее установления – в 1921 году, назвал не иначе, как «Колониальная Революция (Опыт Туркестана)». «Как это ни парадоксально, – писал он в этой книге, – в Туркестане не партия большевиков создала Советскую власть, а Советская власть по необходимости утверждения власти Советов создала здесь партии большевиков и левых эсеров. Неизбежным следствием этого явилось то, что партия большевиков и левых эсеров с первых же дней сделались пристанищем значительного количества авантюристов, карьеристов и просто уголовных элементов. Характерно, что здесь «большевики» официально именовали себя не иначе как «правительственной партией большевиков».

Опасения лидеров «Алаш» по поводу незрелости местного населения и насчет того, что «положение Туркестана в 10 раз хуже», оправдались. Стало очевидно, в чем невольно признавался и участник событий в Туркестане М. Шокай, что безразличие, политическая незрелость и пассивность массы коренного населения, а также отсутствие единства среди организаций мусульман Туркестана позволили кучке авантюристов, карьеристов и уголовных элементов достаточно легко захватить власть в Ташкенте.

Важно подчеркнуть, что, с другой стороны, насильственный захват центральной власти большевиками в Петрограде, затем переход Уфы и Ташкента под их контроль ускорил процесс образования национальных и областных автономий, вынудив национальных лидеров не ждать дальше вероятного созыва Всероссийского учредительного собрания.

По свидетельству лидера Башкирии ­А.-З. Валидова, для обсуждения ситуации в Степном крае и Туркестане лидеры «Алаш» (А. Байтурсынулы, М. Шокай, Ж. Досмухаметулы и другие) в конце октября – начале ноября 1917 года собрались в резиденции комиссара Временного правительства в Тургайской области А. Н. Букейхана. «Обсуждение шло на совещании, которое продолжалось два дня и во многом определило нашу дальнейшую судьбу, – утверждал Валидов. – Решили сохранить верность идеям демократии и Учредительного собрания, не признавать большевиков, ориентироваться на Украину, осуществляющую политику областной автономной самостоятельности. Договорились в конце декабря в одни и те же дни созвать в Оренбурге казахский и башкирский курултаи, в Туркестане также стать на путь борьбы за суверенитет».

Из этих воспоминаний следует, что совещание в резиденции А. Н. Букейхана решило направить «Туркестан на путь борьбы за суверенитет» с «ориентиром на Украину». Очевидно, здесь речь шла о созыве общетуркестанского курултая, по постановлению которого предполагалось немедленно образовать Туркестанский мухтариат (автономию) в противовес советской власти в Ташкенте. Необходимо отметить, тогда власть Советов еще не распространялась за пределы Ташкента. М. Шокай признает, что на прежних курултаях (съездах) в Туркестане вопрос об автономии не обсуждался. По поручению Нацио­нального центра Туркестана Шах­ислам Шагиахмет готовил материал об основах Автономии Туркестана, ему в этом помогали Махмуд-Ходжа Бекбуди, Убайдулла Ходжа и отчасти сам М. Шокай. Но этот материал так и остался проектом на бумаге по неизвестным причинам. Поэтому следует признать, что реальная инициатива о созыве общемусульманского курултая с повесткой об Автономии Туркестана исходила от лидеров «Алаш», и конкретное решение было принято на совещании в резиденции А. Н. Букейхана.

После совещания в Оренбурге М. Тынышбайулы, М. Шокай, вместе с ними и А.-З. Валидов отправились в Ташкент, где 15 (28) ноября открылся III Всетуркестанский курултай мусульман под руководством Шуро-и-Улема (Совет духовенства), в свое время отколовшегося от либеральной организации джадидистов Шуро-и-Исламия. Параллельно ему в Ташкенте состоялся ІІІ так называемый Съезд советов Туркестанского края. На Всетуркестанский курултай мусульман были приглашены представители левых и социалистических организаций мусульман, в то же время лидеры Шуро-и-Исламия в работе курултая не участвовали, что означало окончательный раскол между традиционалистами и либералами. Курултай решил обратиться к «Съезду советов Туркестана» с предложением о создании коалиционного правительства. Но оно было отвергнуто левыми эсерами и большевиками, среди которых ведущую роль играли бывшие чиновники колониальной власти. Таким образом, в первый состав «СНК Туркестана» не попали представители коренных народов. По мнению члена Туркбюро ЦК РКП (б) с 1920 года Г. Сафарова, «принадлежность к промышленному пролетариату в царской колонии была национальной привилегией русских», «поэтому и пролетарская диктатура здесь с первых же шагов приняла типично-колонизаторскую внешность».

22 ноября (05.12) 1917 года в Ташкенте открылся III Краевой общемусульманский съезд, который предпринял попытку сформировать правительство национальной автономии. Но это решение вызвало протест со стороны левых мусульманских движений и партий, выступавших за Советы как единственную легитимную власть.

По инициативе и настоянию М. Тынышбайулы, М. Шокая и при поддержке лидеров Шуро-и-Исламия в ответ на создание в Ташкенте «правительственной партии большевиков» Туркестана (выражение Сафарова Г. И. – Авт.) 26 ноября (06.12) 1917 года в Коканде был созван IV Всетуркестанский чрезвычайный курултай мусульман. В его работе участвовали порядка 200 делегатов от Ферганы, Сырдарьинской, Самаркандской, Закаспийской областей и Бухарского эмиратства. На следующий день, 27 ноября (10.12) 1917 года, на форуме Туркестан был объявлен «территориальной автономией в единении с федеративной демократической Российской республикой». Курултай также постановил назвать новое государственное образование Түркістан мұқтариаты (Туркестанская автономия). На курултае были избраны органы власти автономии. Представительным и законодательным органом должен был стать Временный народный совет из 54 членов: 36 от коренного народа, 18 от русских, исполнительным – Временный совет (правительство), состоящий из 12 членов. В состав правительства Мухтариата были избраны три казаха – видных деятеля «Алаш». Министром-председателем – министром внутренних дел стал инженер-железнодорожник, бывший депутат ІІ Государственной думы и член правительственного Турккомитета М. Тынышбайулы, также член Турккомитета М. Шокай – управляющим отделом внешних сношений (министром иностранных дел), А. Оразайулы – товарищ (заместитель) министра внутренних дел.

По признанию Г. И. Сафарова, во-первых, Туркестанский мухтариат был создан в противовес советской власти в Ташкенте, а во-вторых, активная роль в его образовании принадлежала казахской интеллигенции. Но он увидел несколько иную причину ведущей роли казахской элиты в Туркестане. «Киргизская (казахская) интеллигенция, вышедшая из той массы кочевников, которая смотрела на земледельческое узбекское и торгово-ремесленное население города как на исконных наследственных врагов своих, – пишет Г. Сафаров, – пошла на услужение к мусульманской (узбекско-сартской) буржуазии. Попытки, которые делались мусульманской (узбекско-сартской) интеллигенцией для примирения экономически непримиримых элементов, путем ссылки на авторитет объединяющего всех ислама, на общее происхождение тюркских народностей, кончались полной неудачей, и только «автономное движение» на один момент могло все же сплотить эти элементы».

Г. Сафаров также полагает, что если автономизм давал надежду городской туземной буржуазии расправить свои крылья, с одной стороны, то, с другой стороны, обезземеленные и пролетаризированные массы кочевников или, вернее, их представители надеялись дать отпор переселенческому засилью, опираясь на автономное движение. «Только этим и объясняется то странное обстоятельство, что городская мусульманская (узбекско-сартская) буржуазия, интересы которой по существу были противоположны интересам кочевников, нашла в киргизской (казахской) интеллигенции, настроенной довольно националистически, своих представителей и верных руководителей», – считает Г. Сафаров.

Тем временем правительство Туркестанского мухтариата в январе 1918 года объявило о намерении 20 марта созвать свой парламент на основе всеобщего прямого и равного права при тайном голосовании.

А выборы во Всероссийское учредительное собрание состоялись уже при власти Советов в Петрограде и Ташкенте. Как и вся Россия, народ Туркестана возлагал большие надежды на Учредительное собрание, поскольку было уже ясно, что форма управления государством в России станет федеративной республикой, а Туркестан, вместе или врозь с другими тюркскими народами, должен был стать одним из равноправных субъектов этой федерации, как об этом гласило постановление IV Всетуркестанского курултая мусульман.