Святыни кочевников

3806
Adyrna.kz Telegram

В 629 году странствующий буддийский монах Сюань-цзян писал: «Местность Цянь-цюань занимает площадь около 200 ли: с южной стороны снежные горы, а с трёх других ровная степь. Земля здесь влажная, леса густые, а разнообразные травы в весенние месяцы подобны узорному шёлку. Здесь тысячи ключей и озёр, поэтому местность носит такое название». Он отмечал, что дорогу туда знает не каждый, его самого привезли в святилище с завязанными глазами. Описываемые монахом места издревле называли Тысяча источников. «Там масса оленей, многие из которых украшены колокольчиками на ремешках. Они привыкли к людям, поэтому не слишком пугаются и не очень убегают. Тюркский каган любит их, и запретил своим подданным убивать их; кто убьёт, тот будет казнён без пощады». Теперь это место называется Мерке.

Тюркская святыня
Напутствуемые Жапар-ата, садимся в машину и выезжаем с гостеприимного двора: путь не был долгим. Сюань-цзян был прав. «Узорчатый шёлк», сотканный из алых маков, аромат степного разнотравья, настоянный на запахе полыни. Оглядываем окрестности и становится понятным, что имел в виду царевич Изз-эд-дин (XIII век) когда обращался к византийскому императору со следующими словами: «Мы – турки (тюрки. – «ДН»), и не можем жить постоянно в городе. Определи нам где-нибудь на стороне земли». Фактор окружающей среды, в котором степные просторы являлись одним из главных условий жизнеобеспечения, был тесно связан с ментальностью номадов, более того – формировал его. Каганат, который описывал странник, а с ним и властелин Тон ябгу каган, любовно пестовавший оленей, да и сам монах давно канули в вечность, поэтому оленей теперь здесь можно встретить лишь изредка. Земли освоены. Есть браконьеры, развивается интерохота, ставшая доходным бизнесом. Леса повывели, озёр и ключей тоже значительно поубавилось. Вспоминается песня Высоцкого «Ах! Уймись, уймись тоска у меня в груди». Зато чудом сохранились древние святилища.

Академик Алькей Маргулан писал, что поселения и кыстау (зимовки. – «ДН») чабанов приурочены к тем же благоприятным оазисам степи, на которых расположены и древние памятники. Подтверждением сказанному является и историческое наследие тюрков Жетысу, которое совместно с казахскими кочевьями локализовано на территории одних и тех же саев – оврагов, лощин, заросших лесом, у родников и речек предгорий и высокогорных долин Тянь-Шаня. Погребальные сооружения – курганы, совместно с ритуальными храмами со статуями предков, расположены в таких участках степи, природные особенности которых нашли отражение в топонимике местности. Она то и донесла до нас святость здешних мест: «аулие», «аулие коль», «аулие булак», «аулие тал», «аулие жер», «киндык тас». Поэтому неслучайно, что святилище Мерке, наряду с такими памятниками мирового значения, как Туркестан, Тамгалы, Отрар и другие, рекомендовано для внесения в Список уникального всемирного природного и исторического наследия.

От предков нам достался традиционный ритуал посещения священных мест (аулие жер), с целью исцеления от недугов и стремлением обзавестись потомством посредством прикосновения к святой земле, водному источнику. Взобравшись на невысокий холм, оглядываем вселяющие умиротворение окрестности. Господи! Как можно, заперев себя в «тесноте городов», лишать простора?
Ветер забавляется седыми метёлками ковыля, растущего на курганах. Освоенное нашими предками пространство представляется как центральная часть родовой земли, маркировавшейся понятными символами, воплощением которых являлись антропоморфные образы первопредков, жизнь которым дарована союзом неба и земли. Расположенное на высоте 3 тысяч метров над уровнем моря, оно представляет собой идеальную модель родной земли, обозначенное в мифах в качестве мировой горы (пещеры), служившей лоном (материнским чревом) и расположенное высоко в горах.
***
Страна десяти стрел
Чуть в сторонке стоят на курганах скульптуры обожествлённых предков, а рядом каменные алтари для жертвоприношений, с многочисленными лунками, на одном из его фрагментов, для пущей сохранности обращённом лицевой частью к земле, есть руническое письмо. Всего-навсего одно слово. Ещё одно обнаружено в предгорье, рядом с величественными сакскими курганами, среди скоплений валунов с петроглифами и тамгами, на южной окраине села Мерке. Содержание руники в высшей степени соответствует нашему настроению и окружающему ландшафту. Прочитанное профессором кафедры сравнительного языкознания КазНГУ им. аль-Фараби Алтаем Аманжоловым, оно означает «Абыну – Уану, Жубану», что в контексте ритуала воспринимается: «утешься» (успокойся). Хотелось бы отметить, что надпись на каменной глыбе в Мерке обращена к небу, и прочитать её можно, взирая на неё сверху.

Впервые об этих изваяниях писали в конце XIX века российские топографы Аничков и Каллаур. По нашему мнению, высокая концентрация памятников храмового типа, культурное своеобразие комплексов с каменными изваяниями легли в основу наших выводов об особенностях развития культурогенеза тюрков Жетысу в эпоху раннего средневековья, и поскольку они датируются VII-VIII веками, то они относятся к периоду функционирования Западного Тюркского каганата.
***
К настоящему времени в святилище в верховьях реки Мерке обнаружено более 70 каменных изваяний. Половина – установлена в честь женщин, что является редким случаем в тюркском мемориальном и монументальном искусстве. На территории Тувы, Алтая, Монголии подобной традиции, за исключением мемориалов социальной элиты, – не существовало. На территории долины реки Чу, наряду со святилищем Мерке, открыто изучается и проводится реконструкция на культовых мемориалах другого, не менее уникального святилища средневековых тюрков – святилища Жайсан. На обоих святилищах сооружены ритуальные конструкции с каменными статуями, однако и формы культовых построек и виды каменных скульптур различаются между собой.

По мнению учёных, в основе культурных различий лежат разные идеологические представления. Каменные изваяния меркенского типа, мужские и женские, установленные на курганах, с сосудами, которые держат статуи в обеих руках, на уровне живота были предназначены для проведения ритуалов поклонения высшим божествам тюркского пантеона божеств Тенгри Жер су (Умай) и их земным воплощениям – обожествлённым предкам. А скульптуры, установленные с восточной стороны оград на святилище Жайсан и изображающие преимущественно мужчин и изредка женщин предназначены для поклонения и возвеличивания предков по отцовской линии, держателей небесного фарна/кут. В ходе раскопок на ритуальных оградах святилища Жайсан были обнаружены железные наконечники стрел, которые находили по одному в центре сооружений.
***
То, что они обнаружены в ритуальных конструкциях, одна из которых была в честь женщины, так как перед ней стояло женское изваяние, позволяет предполагать о том, что для наших пращуров женщина и наконечник стрелы были одним из символов идеологического комплекса. Как об этом писалось в древних китайских письменных источниках, переведённых французским исследователем Шаванном, эти земли были в составе правого крыла Западного Тюркского каганата, называвшегося он-шадапыт и входившего в союз племён десяти стрел (он ок будун) и считавшегося «самым сильным». В рунических письменах на стелах Бильге-кагана и Тоньюкука упоминается страна Он оє. Когда-то её населяли кочевники из конфедерации племён дулу и нушиби. Поскольку держатель одной стрелы являлся вождём одного племени, то их было десять, по пять в западном и восточном крыльях.

Позднее их сменили тюргеши, одно из племён десятистрельного народа. Локализация святилища Мерке на территории долины реки Чу, в центре пространства народа десяти стрел свидетельствует о его центральном положении по сравнению с другими небольшими святынями, которые функционировали на других землях тюркских кочевников, населявших степи в пределах Западного Тюркского каганата. Как гласят византийские летописи, Истеми-каган обычно встречал иноземных послов в городе Таразе. Однако затем каган вёз гостей в горы, устраивал приёмы в шатрах и «выставлял свои богатства на телегах». Фирдоуси описывал границы его владений: «от Чина (Китая) до берега Джейхуна (Аму-Дарьи) и до Гульзариуна (Сыр-Дарьи) по ту сторону Чача (Ташкента)». Усилиями Истеми кагана его сына Турксанфа к владениям Тюркского каганата во второй половине VI века были присоединены степные земли в районе Северного Кавказа и территории западнее Волги до Дона.

Последователем традиционной политики кагана Истеми стал и его правнук Тон ябгу каган, который первым встречал иноземных гостей на границах своих владений. По описанию путешественника Сюань-цзяна, Тон ябгу каган был одет в халат из зелёного атласа, ниспадающие на плечи волосы перехвачены на лбу шёлковой лентой. У свиты, состоявшей из двухсот всадников и одетых в парчовые халаты, волосы были заплетены в косы. В отчёте византийского летописца Менандра имеется описание тризны по Истеми-кагану, которую в 576 году справлял его сын Турксанф. Обряд под названием «дохья» проводился во время приезда византийского посольства во главе с меченосцем Валентином.
***
Нуждавшиеся в военном союзе против персов, византийцы были частыми гостями в степи. Тот же обряд проводился и в честь хазарского тудуна (тюркский титул лиц не каганского происхождения), о чём упоминал другой византийский историк Теофан. Этимология слова дохья, по версии исследователя Питера Голдена, распознается как тюркское «йоє»- в значении поминальной тризны – и близка по содержанию к казахскому «жоєтау», в значении «оплакивать». В своей работе «Религия среди кыпчаков средневековой Евразии» Голден отмечал, что номады поклонялись богине тюркского пантеона матери – земле Итога и женщине – шаману Идуган. Примечательно, что по устоявшейся традиции одежда для шаманов шилась на женскую фигуру.

В «Сокровенном сказании», в той части, где говорится о победе над меркитами, говорится: «... и сказал Темучин благодарственное слово Торил-хану и Чжамухе ... Небо с землёю нам мощь умножали Тенгри могучий призвал, а Земля-Мать – Этуген – на груди пронесла...» Тюркский мир являл собой мироздание, в котором идеей единства неба и земли, солнца и луны, мужского и женского начала, соправителей кагана и катун, священной семейной пары прародителей, возглавивших род, пронизан каждый элемент культуры.
***
Древние символы
Знакомые с мировоззренческими приоритетами окружающего его со всех сторон осёдлого мира (Китай, Иран, Индия, Европа), тюрки-кочевники создали идеальную форму, посредством которой выразили свои представления об устройстве мира. Родовые храмы, сооружённые для проведения ритуалов жертвоприношений и молений, располагались у подножия небесной горы, рядом с родником или рекой. Храм создавался по образцу модели жилища кочевника, каменная насыпь кургана напоминала, с одной стороны, юрту, а с другой, она же символизировала сферическую форму купола неба. На вершине кургана или с его восточной стороны стояли статуи предков с глиняным сосудом со священной водой в руках. Глиняный сосуд с водой являлся символом божества Жер-Су.

Рядом с храмом располагался алтарь для жертвоприношений и надпись-посвящение. Границы сакральной земли помечались родовыми тамгами, которые маркировали границы владений, их наносили на скалы, камни, стелы и изваяния. Тамги были у многих народов, но только у тюрков и тесно связанных с ними монголов бытовала практика, когда сам каган назначал тамгу племенам и знатным кланам. Именно так поступал легендарный предок ряда тюркских племён Огуз-каган. А в знаменательные дни, в дни особых торжеств, связанных с круговоротом природного и жизненного цикла, рядом с храмами предков на скалах высекали рисунки, повествующие о значимых вехах жизни. Территория концентрации культовых сооружений со статуями, алтарями и наскальными рисунками, письменностью и тамгами представляла собой общественный «дворец» под открытым небом, служивший для проведения ритуалов и обрядов жертвоприношения Тенгри и Жер-Су (Умай), духам предков, поклонения и молений с целью получения благословения, благодарения силам и объектам окружающей его природы.

Описанная выше реконструкция модели тюркского мироздания находит своё подтверждение и в письменных текстах, в которых подробно описывается ритуал поклонения, жертвоприношения, с сопровождающими священное действо сокровенными словами обращения к духам предков. Складывается впечатление, что территория, отделённая ручьём от скального массива с петроглифами, служила для этих целей. Возможно, здесь вожди объявляли о походах. На одном из рисунков изображён всадник с боевым топором в руке. На других: олени, верблюды, архары, сцены охоты. Лучник, готовящийся спустить тетиву. Спускаемся в лощину. Оглядываемся по сторонам. В хронике XII века историка Михаила Сирийца сообщается: «Таким образом, земля тюрок находится внутри гор, называемых грудями земли. Они могли выходить только в этих двух местах. Когда внешние цари нуждались в них, они выводили от них людей, сколько хотели иметь с собой в войне против своих врагов. Потом они возвращали их в их страну. Бывало, что они уже не могли этого сделать, когда «внешние» цари начинали осознавать опрометчивость таких приглашений, было уже поздно».

И далее: «Исповедуют они единого небесного бога... потому что они этот видимый свод почитают богом». Легенда гласит: идя с востока на запад, они увидели зверя, подобного собаке. Когда наступало время идти, он звал их на языке, говоря: «Вставайте». И они вставали и шли за ним туда, куда он шёл. И пока он шёл и они шли за ним, и в ту сторону, в которую он шёл, они за ним следовали. А когда он останавливался, и они располагались, пока не достигали областей, в которых воцарились. Так как этот проводник не показывался им вновь, они не вышли оттуда».
***
В урочище Хушо-Цайдам (Северная Монголия) сохранилось скульптурное изображение полководца Куль-Тегина. Изображение его царственного брата Бильге-кагана хранится под крышей павильона в пустыне Гоби. Стелы, содержащие эпитафии братьев, увенчаны изображениями мифических существ. По своей форме их тиары напоминают головные уборы на некоторых тюркских скульптурах, которые в научной литературе именуют «трёхрогими». По мнению известного казахстанского исследователя Юрия Зуева, «три рога» на головных уборах могли быть символом дракона. Он же описывал тамгу племени ашидэ, верхняя часть которой увенчана тремя стрелами, символизирующими «три или четыре головы мифического Змея (Дракона)», ассоциируемого с Луной, плодородием. А также являющегося символом правящей династийной коалиции каганата, включающей в себя два рода.

В своей книге «Ранние тюрки: Очерки истории и идеологии» Зуев отмечает, что в тюркском каганате оспаривать свои права на престол могли лишь те, кто по отцу являлся представителем рода ашина (родовой тотем – волк) и ашидэ (аштаки) по матери (тотемное животное – дракон). Общим тотемом стал синкретический образ, воплощённый в волко-драконе, олицетворяющем идею родства и равнозначности родовых тотемов волка и дракона, что свидетельствует о дуалистичном методе управления и престолонаследии в каганате.
***
Матрилокальность тюркского Олимпа
У казахов довольно часто практикуется старинный обычай, когда первенца отдают на воспитание в семью родственников. Этот обычай именуется аванкулатом, согласно которому единоутробный брат матери обладает правом забрать новорожденного. Как об этом писал Юрий Зуев, в период перехода от материнско-правовой семьи к патриархальной дядя по материнской линии воспринимался как мать в мужском обличии. Несмотря на то что к этому времени матрилокальное брачное поселение стало сменяться патрилокальным, жена и её дети ещё сохраняли свою принадлежность материнской семье и роду. Согласно казахским обычаям, племянник до трёх раз мог брать у дяди по материнской линии любые ценности. Сохранилась пословица: «Лучше пусть придут семь волков, чем один племянник (по материнской линии)».

Согласно Зуеву, основу социального и политического устройства составлял принцип дуализма, значившего необходимость соблюдения интересов двух кланов, представителей отцовского рода ашина и материнского ашидэ. Соблюдение права заинтересованности материнской фратрии значило соблюдение интересов родной земли – матери-кормилицы. Нарушение принципа дуализма приводило к кровопролитиям. Такое тоже случалось. Примечательно, что описываемая структура идеологического пантеона тюрков была характерна и для общества сарматов, населявших территорию Евразии в конце первого тысячелетия до н.э. – первой половине н.э. Образ царицы, выполнявшей одновременно функции верховной жрицы, служительницы культа был характерен и для культуры сарматских племён, что подтверждается находками из кургана 10-го Кобяковского могильника, раскопанного на окраине Ростова-на-Дону.

На диадеме из захоронения изображена картина, соответствующая миропониманию номадов: звёздный небосвод, мировое древо. В погребении найден также флакон в виде фигурки лежащего барана, предмет с изображением стоящего волка и гривна. На ней изображены два мифических существа, с которыми борются человекоподобные существа в масках и мужчина, изображённый в центре всей картины, сидящий на коврике, со скрещёнными по-восточному ногами. В сложенных на животе обеих руках мужчина держит сосуд. Манера держать сосуд обеими руками сходна с той, в которой изображены каменные статуи святилища Мерке. А на «каргалинской диадеме, семантически и функционально входящей в круг шаманской атрибуции», найденной вблизи Алматы, изображён сходный сюжет, близкий по содержанию картине, которая изображена на кобяковской гривне.
***
Возвращаясь к теме об атрибутах шамана и их изображениях в культовом искусстве, надо напомнить, что тюркские каменные статуи в «трёхрогих» головных уборах, вероятнее всего, устанавливались в честь лиц, обладающих статусом верховного жреца и осуществлявших функцию связующего звена между миром богов и людей. В своей книге «Грамматика языка тюркских рунических памятников VII-IX веков» исследователь Кононов отмечает интересный факт: надпись на стеле Культегина сделана на диалекте племени ашина, в свою очередь, письмена на камне Тоньюкука сделана на диалекте ашидэ, признаваемым Кононовым, как «чисто огузский тип».

Как об этом сообщается в эпосе «Китаб-и дэдэм Коркут» царствующие огузы считали себя потомками мифической птицы Тулу (Дулу). Потому в налобной части тиары Культегина изображена распростёршая крылья птица, похожая на орла. При раскопках кургана в святилище Мерке (Каракистак-1) найдена золотая пластина с аналогичным изображением. Сходный убор с изображением орла венчает статую времён Кушанского царства, до захвата Кабула талибами хранившуюся в Национальном музее Афганистана. Поминальный комплекс Жайсан-26 включает в себя курган и ритуальное сооружение с каменным изваянием, на голове которого имеется убор, увенчанный тремя выступами, похожими на рога. Корни такой изобразительной традиции уходят в эпоху бронзы.
***
Обряд клятвоприношения
Культуры народов VI-VIII, IX-XI веков, населявших восточные земли Центральной Азии и казахскую степь в долинах рек Чу и Талас, перекрещивались с культурами народов Европы, Кавказа, Передней Азии и других регионов. Подъезжаем к следующему изваянию, изображающего усатого мужчину, обеими руками держащего чашу на уровне живота – главный атрибут при принесении клятвы. Российские исследователи, бывавшие в степи в XVII-XIX веках, отмечали, что для казахов клятва на Коране ничего не значила, они приносили её в соответствии со своими древними традициями (в исламе вообще не приветствуются такие клятвы, так что это вряд ли стоит считать признаком «недостаточной» исламизации казахов). Надо полагать, что этот обряд был очень важен для номадов. Клятвоприношению у тюрков придаётся особое значение, поскольку оно давало возможность преодолеть племенную рознь, а с нею и политические конфликты. Знак «ant-and» – клятва, присяга – изображался в форме круга, в центре которой изображены лунки или чаши, идентичные с алтарями – камнями с лунками в Мерке, которые использовались в ритуале принятия присяги. Вполне допустимо, что лунки применялись и для гаданий.

Жрец мог узнавать будущее не только по внутренностям приносимых в жертву животных, но и по направлениям, по которым кровь стекала в лунки. По форме лунки напоминают чашу, что держит в руке каменное изваяние. Различают два вида принесения клятвы: «Очистительный и подтвердительный, – на котором, как писали российские исследователи, – почти всецело покоится киргизский процесс». И если первый ограничивался рукопожатием с представителями стороны бия как третейских арбитров, то другой более интересен. «Избранный для принятия «подтвердительной» присяги, призывает обвиняемого, сопровождаемого родственниками, и заставляет его колоть чёрного барана, обходить вокруг себя и поклясться, что он не виновен. После чего он отправлялся к потерпевшим и снова принимал присягу, заключавшуюся в обходе вокруг могилы какого-нибудь известного и почтенного киргиза (казаха. – «ДН»)».
***
Земля тревоги нашей
Осматриваем ещё одно изваяние, изображающее мужчину, одетого в раскрытую на груди шубу, с массивным ожерельем на шее. Затем другое, с полустёртым от времени лицом. Во многих письменных источниках даётся информация об отношении тюрков к каменным статуям. Великий Низами в своём труде «Искандер-намэ» писал: «Все племена кыпчаков, когда попадают туда, сгибаются вдвое перед этой единственной в своём роде статуей. Пешком ли зайдут они туда с пути или верхом поклонятся ей как творцу. Всадник, который подгонит к ней коня, кладёт стрелу из колчана в честь неё. Пастух, который заведёт туда своё стадо, опускает перед ней овцу». Увы, многие изваяния повреждены.

Летописец Рашид ад-Дин в своей хронике «Джами ат-таварих» описывал период правления хулагида «государя Ислама» Газан-хана (1295-1304): «Когда... Газан-хан... вступил в круг мусульманства, он приказал разбить всех идолов, разрушить все кумирни, капища и прочие храмы, существование которых недозволенно в странах ислама». Газан-хан сказал: «Отец мой был идолопоклонником и таким умер. Для себя он построил кумирню и храм ... а я ту кумирню разрушил. Есть несколько грехов, которые Всевышний не прощает. Из них величайший грех тот, когда кто-либо склоняет голову долу перед идолом, ибо ему никогда не будет прощения».

По его мнению: «Идол годится для того, чтобы сделать порог дверей, дабы люди при входе и выходе наступали на него...» Возможно, повреждения были нанесены и позднее. В Казахстане насчитывается около 400 каменных изваяний, но уникальность святилищ Жайсана и Мерке состоит в том, что их значительная часть сконцентрирована в одном месте. Профессор Ахмет Ташагыл, специалист в области этнополитической истории тюркских племён, был удивлён сохранностью культовых памятников святилища Жайсан и высказал мнение о необходимости дальнейшего продолжения работ по комплексному изучению и сохранению тюркского наследия. Печально, но турецкий учёный не осведомлён о том, что ещё в 80-е годы XX века краевед Печёрский писал о 102 каменных скульптурах, обнаруженных в верховьях реки Мерке. В настоящее время их насчитывается чуть больше семидесяти. А сказать им об этом – язык не повернулся.

Район локализации святилища Жайсан в степной полосе северо-западных предгорий Чу-Илийских гор используется чабанами в качестве пастбищ, и в этом ничего страшного нет, но из-за активной распашки земель культурный ландшафт с уникальными комплексами стал подвергаться угрозе уничтожения. Допустима мысль, что некоторые из пропавших изваяний теперь украшают усадьбы нуворишей. Для них табличка с напоминанием о том, что эти памятники представляют историческую ценность и находятся под охраной государства, не преграда. Можно предположить, что такая же ситуация наблюдается в России и Монголии.
***
Думы о настоящем
В соответствии с требованиями Конвенции об охране всемирного, культурного и природного наследия исторические объекты должны «являться творением творческого гения человека или отражать воздействие, которое оказывает чередование общечеловеческих ценностей в пределах определённого периода времени или определённого культурного района мира... и являться уникальным или, по меньшей мере, исключительным свидетельством культурной традиции или цивилизации...»
Вне всякого сомнения, памятники Жайсана и Мерке соответствуют данным критериям. Не менее важно и другое. Территория расположения святилища Мерке, по мнению экологов, выражена большой представительностью эндемиков в составе флоры и фауны, занесённых в Красные Книги Казахстана и Кыргызстана.

По мнению эколога Л.М. Стоговой, в районе локализации святилища Мерке «уникальность растительности территории западной части хребта обратила на себя особое внимание ботаников... эта территория в 1989 году была рекомендована для создания ботанического заказника (Программа ЮНЕСКО «Человек и биосфера», МАБ). Она пришла к заключению, что, «опираясь на собственные исследования, архивные и литературные материалы, можно сказать, что описываемая территория является уникальной в плане разнообразия флоры и растительности, обилия редких эндемичных и реликтовых видов и заслуживает статуса охраняемой территории».

Правительством Казахстана сейчас ведётся работа по усовершенствованию Закона о сохранении культурного наследия с учётом современных реалий. В разделе об основных понятиях наследия, отражающих суть многовековой культуры, изучению и сохранению которого посвящён закон, было рекомендовано внести понятие «культурный ландшафт» и «национальный природно-исторический парк». На наш взгляд, придание этого статуса святилищам Жайсана и Мерке является единственно возможным условием их сохранения. С другой стороны, национальный природно-исторический парк может стать не только музеем под открытым небом, но и научно-исследовательской лабораторией для естествоведов и культурологов.

Хотелось бы отметить, что неоценимое содействие в этом оказывает казахстанский меценат Канат Копбаев, человек неравнодушный к истории своего народа. Часто за границей искусственно воспроизводят былой природный ландшафт, у нас такой нужды нет. Тот, что расположен в Мерке и Жайсане, по мнению известного казахстанского археолога Зейноллы Самашева, сформирован самой природой и по историческому содержанию культурного наследия, расположенного здесь, соответствует наследию мирового уровня. Он выразил мысль, что информация о тюркских памятниках названных святилищ позволяет по-новому оценить вклад тюркских кочевников в этногенез казахов, в историю многих тюркских народов и сокровищницу мировой цивилизации.
***

Три надписи из Мерке, прочитанные профессором Аманжоловым, пополнили коллекцию редких памятников древней письменности. Он высказал версию том, что по своему содержанию эти тексты связаны с кругом других памятников культового содержания, что позволяет изучить её развитие и ещё раз утвердиться во мнении о том, что письменность тюрков имеет древние корни...
Темнеет. После ужина прощаемся с Жапар-ата. И всю обратную дорогу до Алматы в голове сверлила одна-единственная мысль: «Неужели мы уподобимся Газан-хану и талибам и не сможем сохранить доставшееся нам наследие?»


Искандер Аманжол, Айман Досымбаева
«Деловая неделя», 10.05.2007.

Пікірлер